Под капли дождя и слёз - Страница 23

Поддавшись импульсу, Салли подняла руку и с размаху ударила в зеркало, пытаясь разбить его и не заботясь о том, что может изрезать руку. Ее единственным желанием было избавиться от отражения лица двадцатишестилетней дуры, в упор рассматривающей ее безумными глазами.

Но зеркало только слегка покачнулось на крючке. Толстое стекло даже не треснуло, и в нем по-прежнему отражалась та же физиономия.

Салли отвернулась, испытывая к себе отвращение. Ну почему она была настолько слабовольной, что снова оказалась в его власти? Что нужно сделать, чтобы порвать старые путы, так прочно привязавшие ее к нему?

В голове, словно только и ждал подходящего момента, тут же зашевелился уже известный ответ: придется снова бежать, ибо, пока их пути пересекаются, у нее нет никаких шансов освободиться от него. Он будет продолжать сеять смуту в ее чувствах, жизни, нарушать ее душевный покой.

Приняв решение, Салли бросилась в спальню, распахнула настежь платяной шкаф и выдвинула ящики комода, боясь потерять хоть одну секунду драгоценного времени. Она соберет вещи и, когда он узнает об ее исчезновении, уже будет далеко.

Она подыщет себе другое место, где можно пустить корни. Там, где она будет в полной недосягаемости.

На следующее утро, Салли получила повестку в суд для дачи свидетельских показаний против Сиднея Алберта Фланагана по делу о нанесении оскорбления действием. Заседание суда было назначено на начало апреля, через шесть долгих недель.

Запланированный быстрый и безболезненный побег сорвался.

Он понимал, что причинил ей боль своим уходом, получалось, будто он с радостью ухватился за первую попавшуюся возможность дезертировать. В действительности он был страшно разозлен тем, что обнаружил снаружи, и едва сдерживался, чтобы не рассказать ей все, но это расстроило бы ее сильнее, чем его бегство.

Рядом с его машиной чьими-то шинами были взрыты две глубокие колеи. Шпионивший за ними, явно постарался как можно быстрее скрыться и ударился о ее правое крыло, оставив на нем следы темно-бордовой краски.

— И это был не единственный ключ к загадке, на который он наткнулся. Он говорил Салли правду, когда сказал, что видел на лужайке следы. Он умолчал лишь о том, что такую изящную зимнюю обувь на тонких каблуках может себе позволить только женщина, знающая толк в дорогих вещах.

Кто-то заметил его «ягуар» на обочине и остановился, чтобы разнюхать, почему он припарковал свою машину у ограды владений Уинслоу. К тому же этот «кто-то» был паршивым водителем, а машина была темно-бордовая. Оставалось только умножить два на два и получить четыре. Надо быть совсем слабоумным, чтобы не справиться с такой простой задачей. И следующим утром он нанес визит своей теще.

Джейк застал Колетт за завтраком, и первое, что бросилось ему в глаза, был ее нездоровый внешний вид. Он сразу распознал похмельный синдром, с Пенелопой он приобрел большой опыт. К тому же, после шести лет военной службы, он без труда угадывал панику в глазах людей. Как только она его увидела, ее чуть не хватил удар.

Он опустился в кресло напротив и налил себе кофе.

— Извини, что побеспокоил тебя так рано, Колетт, но я хотел застать дома тебя до того, как ты отправишься по делам.

— Зачем? Что тебе нужно? — спросила она слабым голосом, вглядываясь в него воспаленными глазами.

— Дело вот в чем, — начал он и наклеил на лицо самую сердечную улыбку. — Я собираюсь отправить большую часть мебели на аукцион или раздать на благотворительные цели, так что, если ты хотела бы что-то…

Глаза Колетт наполнились слезами.

— Неужели ты способен забыть о трауре, и немедленно вышвырнуть все напоминания о моей дочери из своей жизни?

— Для этого мне не нужны ее вещи, Колетт, — ответил он. — У меня остались менее материальные сувениры. А так как я планирую вскоре переехать…

— Ты продаешь дом, который Пенелопа так сильно любила? — От возмущения, на болезненно бледных щеках, Колетт выступили пятна. — Дом, который мы с ее отцом подарили вам на свадьбу?

— Он мне не принадлежит, и я не собираюсь им распоряжаться, — сказал он с превосходным самообладанием. Хотя это был и щедрый подарок, претенциозный особняк в двух кварталах отсюда, всегда был камнем преткновения между ним и Пенелопой. В нем он никогда не чувствовал себя дома и был рад, что есть возможность от него избавиться. — Он ваш, делайте с ним что хотите. Я просто перееду в какое-нибудь, более подходящее для меня, место.

— Могу себе представить, чем ты там будешь заниматься! — съязвила Колетт.

— Кстати, о том, чем я занимаюсь. Это, собственно, и привело меня сюда. Мне тут машину задели.

— А при чем здесь я?

— Может, проверишь свою, — сказал он, лениво оглядывая покрытую снегом террасу. — Я полагаю, твоя тоже слегка помята.

— Совершенно не понимаю, о чем ты говоришь, — надменно сказала она. — Вчера вечером я ездила только в клуб, играть в бридж.

Он снова посмотрел на нее, немного помолчал, чтобы дать ей время понять, что у нее только что сорвалось с языка, а затем сказал:

— Колетт, разве я говорил о вчерашнем вечере?

У нее бешено затряслась рука, и ей пришлось опустить чашку на блюдце.

— Я хотела сказать, что вчера я выходила из дома только вечером.

Он воздержался от замечания, что слово «вчера» в его речи тоже не прозвучало, и лишь повторил:

— В клуб играть в бридж.

— Именно так.

— Отсюда, — он продолжил тему, — до клуба можно добраться только через Кресент.

— Да, Джейк, — отрывисто произнесла она и выразительно посмотрела на каминные часы. — Мы закончили? Я очень спешу.